Мартин МакДонах - Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]

Вэлин: Перестань долдонить об этом ноже и убери ружьё прочь от моей долбаной плиты, на случай если оно выстрелит случайно.

Коулмэн: Случайно, да?

Вэлин: Есть на этом ружье предохранитель, а?

Коулмэн: Предохранитель, да?

Вэлин: Да, предохранитель! Предохранитель! Что, я тысячу раз должен повторить?!

Коулмэн: Предохранитель, ага…

Он вскакивает на ноги, направляет ружьё вниз на плиту и стреляет, разбивая на части правую сторону. ВЭЛИН падает на колени в ужасе, закрыв лицо руками. КОУЛМЭН взводит курок ружья снова и разносит на куски и левую сторону [плиты], затем беспечно садится обратно.

Нет, вообще нет предохранителя, Вэлин. Представляешь?

Пауза. ВЭЛИН всё ещё на коленях, онемевший.

И я скажу тебе ещё кое-что…

Он неожиданно вскакивает опять и, держа ружьё за ствол, начинает крушить им статуэтки, разбивая их на куски, летящие по комнате, пока не остаётся ни одной стоящей статуэтки. ВЭЛИН кричит всё это время. Закончив, КОУЛМЭН опять садится, ружьё лежит у него на коленях. ВЭЛИН всё ещё на коленях. Пауза.

И не пытайся говорить, что ты это не заслужил, потому что мы оба прекрасно знаем, что так тебе и надо.

Вэлин (оцепенело): Ты сломал все мои статуэтки, Коулмэн.

Коулмэн: Да, я сломал. Видел, как я орудовал?

Вэлин: И ты разнёс в дребезги мою плиту.

Коулмэн: Это отличное ружьё для того, чтобы делать дырки в вещах.

Вэлин (вставая): И теперь у тебя не осталось патронов в этом отличном ружье.

Он лениво снова берёт нож и приближается к Коулмэну. Но в это же время КОУЛМЭН открывает ствол, выбрасывает использованные гильзы, шарит в своём кармане, достаёт сжатый кулак, в котором может есть патрон, а может его и нет и заряжает или имитирует что заряжает его в ружьё. Ни ВЭЛИН, ни зрители не знают, заряжено ружьё или нет. КОУЛМЭН защёлкивает затвор и лениво нацеливает ружьё в голову ВЭЛИНА.

В твоей руке не было патрона, Коулмэн! Патрона вовсе не было!

Коулмэн: Может не было. Может я блефую. Испытай свою судьбу.

Вэлин: Я испытаю свою судьбу.

Коулмэн: И затем мы посмотрим.

Длинная, длинная пауза.

Вэлин: Я хочу убить тебя, Коулмэн.

Коулмэн: О, не говори так, Вэл.

Вэлин (печально): Это правда, Коулмэн. Я хочу убить тебя.

Коулмэн (пауза): Так попробуй.

КОУЛМЭН взводит курок. Пауза. ВЭЛИН всё вертит и вертит нож в своей руке, всё это время пристально глядя на КОУЛМЭНА, пока его голова не опускается и он возвращает нож в ящик. КОУЛМЭН переводит курок обратно в «невзведённое» положение и кладёт ружьё на стол, стоя рядом с ним. ВЭЛИН идёт к плите и трогает письмо, прикрепленное над ней.

Вэлин: Отец Уэлш горит в аду из-за нашей ссоры.

Коулмэн: А что, мы просили его закладывать свою душу за нас? Нет. И совершенно точно, что священникам по правилам запрещено биться об заклад, тем более об заклад такого рода. На нас и пять фунтов было бы ставить рискованно, не то что душу. И если мы ссоримся — ну и что такого? Я люблю хорошую ссору. Ссора показывает, что ты неравнодушен. Это то, чего плаксивый Уэлш не понимает. Тебе нравится хорошая ссора?

Коулмэн: Мне нравится хорошая ссора. Однако я не хочу, чтобы убийство моей собаки и убийство моего отца были на моей совести.

Коулмэн: И я сожалею о твоей собаке и об отце, Вэлин. Я сожалею. Мне действительно жаль. И это вовсе никак не связано с письмом Отца Уэлша. Это в моём собственном сердце. Это же я могу сказать о твоей плите и о твоих бедных статуэтках. Посмотри на них. Это была вспыльчивость в чистом виде. Хотя признай, ты сам виноват с этой плитой и статуэтками.

Вэлин: Чёрт, ты опять начинаешь. (Пауза). Ты действительно сожалеешь, Коулмэн?

Коулмэн: Да, Вэлин.

Вэлин (пауза): Тогда может с душой Отца Уэлша всё будет в порядке.

Коулмэн: Может быть. Может быть.

Вэлин: Он был неплохой человек.

Коулмэн: Да неплохой.

Вэлин: Он не был великим человеком, но был неплохой.

Коулмэн: Да. (Пауза). Он был средний [сносный] человек.

Вэлин: Он был средний человек.

Коулмэн (пауза): Я собираюсь пойти выпить. Пойдёшь со мной?

Вэлин: Да, иду через минуту.

КОУЛМЭН идёт к входной двери. ВЭЛИН печально смотрит на разбитые статуэтки.

Коулмэн: Я помогу тебе убрать твои статуэтки, когда вернусь, Вэлин. Может мы можем склеить некоторые из них. У тебя ещё есть твой суперклей?

Вэлин: У меня есть мой суперклей, хотя я думаю, он засох сверху.

Коулмэн: Да, в этом недостаток суперклея.

Вэлин: Ну, всё равно страховка дома покроет мои статуэтки. Как и мою плиту.

Коулмэн: О…

Вэлин (пауза): Что «о»?

Коулмэн: Помнишь, две недели назад ты спрашивал меня, не украл ли я твои деньги на страховку и я ответил, что я заплатил их страховой компании за тебя?

Вэлин: Да, я помню.

Коулмэн (пауза): Я вовсе не вносил страховой взнос. Я прикарманил их и пропил.

ВЭЛИН кидается к ружью. КОУЛМЭН выбегает через входную дверь. ВЭЛИН с ружьём выбегает на улицу в погоню, но КОУЛМЭН уже убежал. ВЭЛИН возвращается через несколько секунд с ружьём в руке, трясясь от гнева и почти в слезах. Через некоторое время он начинает успокаиваться, глубоко дыша. Его взгляд падает на ружьё в его руках, затем он осторожно открывает ствол, чтобы посмотреть зарядил КОУЛМЭН ружьё или нет. Ружьё заряжено. ВЭЛИН достаёт патрон.

Вэлин: Он бы меня тоже застрелил. Он бы застрелил своего собственного брата! Застрелив своего отца! Вдобавок к моей плите!

Он бросает ружьё и патрон прочь, срывает письмо ОТЦА УЭЛША с креста, роняя цепочку ГЁЛИН на пол, приносит письмо к столу и достаёт коробок спичек.

И ты, ты проклятый плаксивый поп. Зачем мне чтобы твоя душа висела надо мной всю мою оставшуюся долбаную жизнь? Кто может с этим жить?

Он чиркает спичкой и поджигает письмо, которое он бегло просматривает, держа его вверх. Через две секунды, когда письмо лишь немного опалено, ВЭЛИН задувает пламя и смотрит на него, положив на стол, вздыхая.

(Тихо). У меня слишком доброе сердце, чёрт бы его побрал. В этом моя проблема.

Он возвращается к кресту и прикалывает цепочку и письмо обратно к нему, расправив письмо. Он надевает свою куртку, проверяет, есть ли в ней карманные деньги, и идёт к входной двери.

Во всяком случае, я не собираюсь угощать этого негодяя пивом. Это я тебе прямо скажу, Отец Уэлш Уолш Уэлш.

ВЭЛИН оглядывается на секунду на письмо, смотрит вниз на пол, затем выходит. Свет постепенно гаснет, только одна лампа задерживается на распятии и письме на пол секунды дольше, чем остальные.

КАЛЕКА ИЗ ИНИШМААН

С этой мрачно-комической пьесой Мартин МакДона выполнил обещание Королевы Красоты Линэна, одновременно заслужив себе место среди таких писателей как Синг, О’Кэйси и Брэндэн Бихэн. В 1934 году жители Инишмаан узнают, что режиссер из Голливуда Роберт Флэхэти едет на соседний остров снимать фильм Человек из Арана. Больше всех взволнован Калека Билли, нелюбимый мальчик главным занятием которого является пристальное рассматривание коров. Билли намерен пересечь море и пройти прослушивание у американца. И по мере того как новость о его смелости наполняет его жадную до слухов округу, Калека из Инишмаан становится беспощадным изображением мира, который настолько стиснут и ограничен, что надежда является оскорблением его порядку и спокойствию.

«Смелость и талант бьют [у МакДона] через край… [Он] возможно,…самый оригинальный, с серьёзным подходом ирландский драматург за многие годы».

A Vintage International Original

Drama/0-375-70523-6